(Из книги «Добро и зло в нашей жизни. Вопросы и ответы»)
Эта фраза из замечательного фильма «Место встречи изменить нельзя» кажется многим очень справедливой, более того — непреложной истиной. Действительно, за любым преступлением должно следовать наказание. Это основа жизни человеческого общества. Без этого будет анархия, развал, одичание, гибель общества. Всё так. Вопрос только в том, что преступления бывают разные. За какие-то надо обязательно сажать в тюрьму. Например, убийство, изнасилование, бандитизм, терроризм. Если преступников, совершивших подобные преступления, оставлять на свободе, они могут натворить ещё много бед. Тут всё ясно.
Но речь-то в нашем случае идёт о ворах. То есть о тех, кто тем или иным способом украл, присвоил чужое, разбогател на чужом добре. Так вот, должен ли сидеть в тюрьме именно вор? Не убийца, насильник, террорист, а именно вор? Под вором мы будем здесь понимать и мошенника, и взяточника, и казнокрада, и карманника, и нечестного бизнесмена.
Наказание должно быть направлено на то, что наиболее дорого преступнику. Только тогда наказание достигнет своей цели. Например, смешно подвергать порке человека, который постоянно устраивает драки. Или угрожать смертной казнью террористу-смертнику. Или ссылать в Сибирь таёжного браконьера. Или штрафовать маньяка-убийцу.
А что наиболее дорого вору? Ради чего он рискует? Что для него является конечной целью? Правильно, деньги, богатство, состояние, обеспечение семьи и детей. Теперь допустим, что мы сажаем его в тюрьму. Что это значит для него? Всего лишь небольшая задержка на пути к своей цели. Или же временная невозможность жить богато и счастливо. После освобождения он опять вернётся к тому, к чему и стремился, и жизнь его будет прожита не зря (с его точки зрения), то есть риск был не напрасен, усилия не пропали даром. К тому же во время заключения вора в тюрьме его богатством пользуются родные, приносят ему передачи, помогают добиться досрочного освобождения. И это наказание?
Самое страшное наказание для вора — лишить его воровство всякого смысла. Он старался, воровал, а всё напрасно. То есть надо конфисковывать имущество вора. Если вор мелкий — половину, четверть, если крупный — всё имущество. Если очень крупный — всё имущество пожизненно. То есть, сколько ни зарабатывай — всё конфискуют, оставив вору только прожиточный минимум денег и однокомнатную квартиру с простой мебелью в непрестижном доме. При этом, конечно же, запрет на выезд за границу. Такое наказание для вора — хуже не только заключения в тюрьме, но и смертной казни.
Можно, конечно, сказать, что вор перепишет всё своё имущество на родных и знакомых. Правильно, но после его ареста надо тщательно проверить, откуда появилось имущество у его близких и друзей. Пусть отчитаются хотя бы за недвижимость, автомобили, яхты, акции и крупные счета. Если не смогут объяснить, откуда имущество, — конфисковать и у них. В следующий раз они уже не будут записывать на себя чужое.
А для профилактики воровства надо ввести большой налог на имущество, а именно на квартиры, загородные дома, землю, автомобили, акции, то есть то, что можно легко проверить. Пусть вор покупает бриллианты, пусть он питается деликатесами по ресторанам, пусть отдыхает за границей. Но за своё имущество, в том числе за рубежом, платит большой налог, причём такой, чтобы он трижды подумал, стоит ли это имущество покупать. А если попадётся — конфискация.
И не надо никаких тюрем для воров, не надо их там одевать, кормить, охранять. Пусть живут той жизнью, которой живут простые честные люди. Для них это — тягчайшее наказание.
Должен ли вор сидеть в тюрьме?
Экзотическая традиция лишать преступников конечностей восходит к VII веку. Ввел ее основатель ислама — пророк Мухаммед. Кодекс суровых средневековых законов называется шариат — «путь Господа». В Иране его приняли в 1981 году почти в неизменном виде. С рассказом о результатах — наш корреспондент из Тегерана.
«Мистер, икра черная не нужна?» — неприметный человек вырос сзади как из-под земли. Дело происходило в самом центре Тегерана, где раскинулся маленький рыбный рынок. Продажа икры в летний период в Иране категорически запрещена. Я лениво отмахнулся от контрабандиста, а взглянув на его руку, понял: парень торгует икорочкой не первый год, но не слишком удачно — на конечности недоставало двух пальцев.
В иранской столице нечасто, но можно встретить людей, у которых отсутствуют пальцы — один, два, три, а то и все четыре. Иногда попадаются и такие, у которых нет целой руки. Обычно они даже в жару ходят в черных перчатках — под одной из них скрывается протез. Именно так в исламском Иране наказывают за воровство, мелкое мошенничество, контрабанду или карманную кражу.
Палач работает по последнему слову техники: с февраля 1985 года в столичной тюрьме Каср пальцы режет специальная электрическая машинка, лезвие которой пропитано средством против столбняка. При осуществлении наказания на случай болевого шока или сильного кровотечения обязательно дежурит врач. Точно так же тюремный персонал удаляет ворам и руки, но уже машинкой побольше.
ТЕГЕРАНСКИЕ ЗАКЛЮЧЕННЫЕ: приговор им приведет в исполнение адский автомат
— Для того, чтобы человек был приговорен к ампутации пальцев за кражу кошелька, нужно не меньше двух свидетелей преступления, — пояснили мне в Министерстве исламской ориентации. — Причем, если арестованный был голоден и похитил еду — ему ничего не сделают: он обязан лишь извиниться перед владельцем похищенного. Но в принципе отрезание рук и пальцев у нас давно не применяется. Почему? Воров меньше стало, а тех, что есть, мы стараемся перевоспитывать. Хотя шариатские законы никто не отменял.
Кроме того, на иранских площадях уже не бьют палками, а вот лет семь назад еще лупили будь здоров! Наказывали за слушание западной музыки — 10 ударов по пяткам, за нарушение поста Рамадан — 25 ударов, а за секс холостого мужчины и незамужней женщины — 40 ударов. Впрочем, женщин, как правило, не били — им «всего-то» обривали голову. Ну а если семейную даму застукают с любовником, то ей до сих пор грозит смертная казнь — при желании «рогатый» супруг имеет право лишить ее жизни сам.
— Но я не припомню, чтобы такое вообще было, — говорит кадий (судья) одного из шариатских судов по имени Али. — По шариату нужно, чтобы за запрещенным сексом наблюдали сразу четыре свидетеля. Но кто же будет заниматься такими вещами в присутствии четырех человек?
Око — за око, нос — за нос
СТРАЖИ ПРАВОПОРЯДКА: а в Саудовской Аравии ворам рубят руки по старинке — мечом
В чем-то Коран похож на Библию. Например, совпадает принцип «око — за око, зуб — за зуб». Ты подбил кому-то глаз — тебе поставят смачный синяк. Сломал нос — и тебе его аккуратно переломают. Иногда дело доходит до смешного. Не так давно в Тегеране на бытовой почве повздорили два соседа, и один другому в драке вышиб коренной зуб. шариатский суд предложил пострадавшему денежную компенсацию в $500 (бешеные деньги для Ирана), но тот уперся, предвкушая сладкую месть. По решению суда он бил своего обидчика шесть раз подряд. А в итоге сломал себе палец об его челюсть, но зуб врагу так и не выбил. Теперь зуб, опять же по решению суда, будут выдирать в стоматологической клинике!
Что же касается таких серьезных вещей, как убийство, то за такое преступление раньше вешали на рыночных площадях: по мусульманским поверьям, повешенный не может попасть в рай. Иногда желающих выступить в роли палача набиралось человек двадцать, и тогда устраивали жеребьевку: в шапку бросали разноцветные бумажки, кто вытянет черную — тот и вешает. Сейчас киллеров в Иране умерщвляют во дворе тюрьмы: на шоу допускаются родственники жертвы, а веревку на шею приговоренного накидывает государственный палач. Повешение разрешается снимать на видеокамеру, чтобы потом показывать дома знакомым.
Порка дороже денег
Особое положение в Иране со спиртными напитками, которые по шариату строжайше запрещены. Тем, кого застукали «под мухой», предлагают на выбор либо 20 ударов палками, либо крупный денежный штраф (большинство, кстати, предпочитает порку). А вот тем, кто продает выпивку, могут ампутировать парочку пальцев либо отвесить сотню палочных ударов.
КРАСАВИЦЫ АФГАНКИ: получить 15 палок за смех уже не боятся
В Тегеране можно спокойно положить кошелек на тротуар и уйти. Никому в голову не придет его взять — так весь день и пролежит.
— Люди боятся: а вдруг их в краже обвинят, если даже они его поднимут посмотреть, — сказал мне дежуривший возле отеля полицейский. — Карманники почти перевелись: ведь тот, кому отрубили пальцы, в карман тебе уже не залезет, а другой, глядя на него, побережется. А у вас в стране разве так с ворами не поступают?
Я не стал его расстраивать.
* Законы шариата действуют в Иране, Ираке, Саудовской Аравии, Пакистане, Омане, Судане, Нигерии, Сомали, ОАЭ, Кувейте, Бахрейне, Катаре, Афганистане, Индонезии и Гамбии.
* Публичные казни через повешение и всенародное отрубание рук на данный момент практикует только Саудовская Аравия.
* В Пакистане руку вору ампутирует хирург под наркозом в правительственной клинике.
* В Ираке раньше конечность отрезали под местной анестезией (операцию проводил тюремный доктор), но в 2001 году Саддам Хусейн это отменил — зато жулики даже за мелкое воровство стали получать по 10 лет.
* В Афганистане при талибах женщин били палками (15 ударов) даже за смех на улице: исламисты считали это «отклонением от шариата». А за отсутствие на молитве полагалось 200 ударов палками, после которых редко кто выживал.
Недавно социологи опросили уставших от криминала российских граждан, как бы они отнеслись к тому, если бы ворам отрубали руки. Больше трети соотечественников в сердцах признались, что отрывали бы жуликам и руки, и ноги. А четверть опрошенных вообще заявили, что они не против трансляции казни убийц по телевидению.
Должен ли вор сидеть в тюрьме?
Лишение свободы — слишком топорный инструмент для борьбы с экономической преступностью
Как сообщает «Коммерсантъ», более ста руководителей банка «Открытие», начиная с бенефициаров и заканчивая главными бухгалтерами филиалов, попадут в черный список ЦБ. Это значит, что на срок до пяти лет им будет запрещено занимать определенные должности в кредитных учреждениях. Вскоре в аналогичной ситуации окажутся и топы «Бинбанка», который также был передан в Фонд консолидации банковского сектора в рамках процедуры финансового оздоровления (санации).
ЦБ отзывает лицензии регулярно, поэтому в его «черном списке» уже более шести тысяч фамилий. Нет причин полагать, что он будет сокращаться, а вот расти — скорее всего. И, кстати, владельцам и сотрудникам «Открытия» и «Бина» еще повезло, что их банки попали под санацию сейчас. Ведь с конца января должен вступить в силу закон о деловой репутации, который существенно расширит как санкции (дисквалификация — до десяти лет, рецидивистам — пожизненно), так и сферу применения. ЦБ ведь у нас сейчас регулирует не только банковский, но и смежные сектора, например, инвестиционные и страховые компании, пенсионные фонды.
Так что можно констатировать: если на рынке ЦБ ведет зачистку недобросовестных кредитных учреждений, то среди их владельцев и руководителей — люстрацию. Второе логично вытекает из первого. И такая мера мне кажется разумной, но недостаточной.
Разумна она как альтернатива уголовному преследованию. В этом смысле моя позиция полностью противоположна идеям председателя СКР Александра Бастрыкина, который мечтает ввести в России институт уголовного преследования юридических лиц. Но ведь и сегодня у нас Уголовный кодекс регулирует экономические процессы не в меньшей степени, чем гражданское законодательство. УК (в совокупности с УПК) между тем это оружие неизбирательного поражения. Ведь набор санкций там весьма ограничен и в первую очередь связан с лишением свободы — как во время предварительного следствия и суда, так и после вынесения приговора. И так — за любой тип преступлений: против личности, против государства и против имущества. А жизнь и кошелек все же очень разные вещи. И мотивы преступников, покушающихся на них, тоже разные. А санкции — одинаковые. Мне кажется, что это тупик.
Тюрьма — она для тех, кто совершает насильственные преступления. А вор не должен сидеть в тюрьме. Вор должен быть наказан тем, на что он покушался, то есть — рублем.
И вот тут я как раз хочу сказать о недостаточности такой полезной меры, как дисквалификация. Ей должны сопутствовать крупные штрафы, а для владельцев криминальных бизнесов — конфискация их имущества. Вот на этом должны быть сконцентрированы репрессивные усилия государства, а не на том, чтобы очередной главбух банка-прачечной сменил цивильный костюм на спортивный, а офис — на СИЗО.
Иначе получается, что даже в тех редких случаях, когда виновные в настоящих экономических преступлениях банкиры получают срок, платит за их преступления все равно государство. И они, спустя какое-то время, могут вернуться в бизнес. Ну или, отсидев свое, поправлять здоровье на европейских курортах.
Конечно, нормы, которые позволяют изымать преступно нажитое имущество, есть в российском законодательстве и сейчас. Но это как добыча попутного газа, который предпочитают сжигать в факелах. Главная задача следствия — посадить человека в тюрьму (или заставить его откупиться от тюрьмы, что сути дела не меняет).
Проблема еще и в том, что найти и «закрыть» физическое лицо сравнительно легко, а вот найти его активы, а тем более способ вернуть их законному владельцу или обратить в доход государства — это сложная задача, для решения которой следователям не хватает не только мотивации, но и квалификации.
По этой причине, кстати, существует разделение на суды общей юрисдикции и арбитражные. Хозяйственные споры, как правило, разбирают судьи, обладающие необходимой квалификацией. И в арбитраже мы гораздо реже видим диковинные или просто безграмотные решения, хотя и он, конечно, не свободен от коррупции и политического давления.
Читайте также
«Открытие». Премьера. ЦБ предстоит испытать принципиально новую модель финансового оздоровления на одном из крупнейших банков страны
Да, в органах следствия и прокуратуры тоже есть специализированные подразделения по борьбе с экономической преступностью, но их кадровый состав — опера «общей практики». С теми же навыками, инструментарием и целеполаганием.
Поэтому концептуально правильной была бы идея создания на силовом рынке мегарегулятора борьбы с экономической преступностью — как самостоятельного ведомства или в структуре прокуратуры, укомплектованного преимущественно компетентными гражданскими специалистами (оперсопровождение, но не следствие могут вести те же МВД или ФСБ).
Дело это, однако, небыстрое, требующее серьезной реформы законодательства и мощнейшего политического ресурса, способного конкурировать с силовым лобби.
Ну а пока можно только приветствовать ситуацию, когда мы видим людей в черных списках ЦБ, а не в зале суда на продлении им содержания в СИЗО.
Должен ли вор сидеть в тюрьме?
На этот на первый взгляд риторический вопрос всё чаще даётся отрицательный ответ.
Авторитетный британский пеналист, профессор Оксфордского университета, бывший многолетний член и председатель правительственного Совета по разработке рекомендаций по назначению уголовных наказаний в судах Англии и Уэльса Эндрю Эшворт опубликовал очерк-памфлет под провокационным названием «Отменить тюремное заключение за преступления против собственности?»
Основной тезис Эшворта — ненасильственные преступления не должны в принципе наказываться тюрьмой. Прежде всего учёный предлагает сделать лишение свободы недоступным для судов наказанием за «чистые» преступлениях против собственности (например кражу, мошенничество), сохранив возможность тюремного заключения для деяний, сопряжённых с насилием (разбой, вымогательство) или посягательством на иные личные права (берглэри). По мнению Эшворта, уголовное наказание в виде лишения свободы по самой своей природе несоразмерно имущественным преступлениям. При этом он оговаривается, что ни в коем случае выступает за ослабление защиты права собственности и жертв имущественных посягательств.
В поддержку своего тезиса профессор Эшворт приводит многочисленные аргументы, в том числе криминологического свойства (в частности, отсутствие достоверных эмпирических данных о корреляции между уровнем преступности и степенью суровости санкций). Главное, однако, другое: лишение свободы всегда будет слишком суровым и явно непропорциональным ответом на нарушение права собственности. По мнению Эшворта, преступлением, суть которого состоит в лишении потерпевшего имущества, невозможно оправдать наказание, состоящее в лишении человека фундаментального права на личную свободу. Учёный отмечает также негативные аспекты лишения свободы, связанные с ним ограничения, экономическую нецелесообразность, негативное влияние на жизнь семей осуждённых и общества в целом.
Автор разбирает часто встречающиеся аргументы сторонников «пенитенциарного» воздействия на преступность, в том числе связанные с рецидивом, защитой уязвимых категорий потерпевших (только в этом примере Эшворт полагает, что преступления против собственности «стоят близко» к тому уровню, который оправдывает применение тюремного заключения) и другие. Ни один из этих доводов не является, по его мнению, убедительным и достаточным для применения наиболее серьёзного в современной Европе вида уголовного наказания.
Отдельно Эшворт останавливается на вопросе о наказании крупных бизнесменов и иных «белых воротничков». Он рассматривает часто встречающийся аргумент, что высокопоставленных и публичных лиц не следует помещать в тюрьму, поскольку они не представляют непосредственной опасности для общества, и более эффективно привлекать их к общественным работам и взыскивать с них компенсацию потерпевшим. Автор категорически возражает, утверждая, что ничто в его памфлете не поддерживает дискриминацию в отношении нарушителей, стоящих на различных этажах социальной лестницы. Соглашаясь с позицией о нежелательности тюремного заключения, Эшворт подчёркивает, что такой же подход должен применяться и к рабочему, и к обычному служащему. Надо отметить, что в отношении многомилионных мошенничеств Эшворт в принципе готов сделать исключение, дав возможность судам применять в исключительном порядке лишение свободы.
Каковы альтернативы лишению свободы в случае его отмены? Прежде всего, Эшворт не рассматривает в качестве таковой условное осуждение, считая его разновидностью лишения свободы и неудачным половинчатым решением. Основными мерами воздействия, по его мнению, должны стать общественные работы, а также выплата компенсаций потерпевшим. Для многих категорий нарушителей само по себе привлечение к уголовной ответственности и даже необходимость явки в уголовный суд уже является достаточно серьёзным наказанием. Кроме того, следует сделать акцент на превентивных мерах, которые могут быть намного эффективнее наказания, особенно учитывая огромную латентность имущественных преступлений (по оценке Эшворта в Британии – около 96 %).
В целом восприятие предложений Эшворта приведёт к существенному сокращению тюремного населения (достигающего сегодня 83 тыс. человек), экономии бюджетных средств, и тем самым оздоровит ситуацию в обществе. Учёный оговаривается, что не говорит о бесполезности уголовного права, о том, что полиция и суды должны быть закрыты. Вовсе нет, эти институты должны всячески поддерживаться обществом, иначе возникнет анархия. Но одно дело — поддерживать эти институты, и совсем другое – исходить из того, что увеличение доли лишения свободы оказывает «гидравлический эффект» на состояние преступности.
Памфлет Эшворта вызвал в Британии большой интерес, автор удостоился приглашения на ВВС. Лига Джона Говарда по реформе уголовного права, под эгидой которого была издана брошюра, планирует распространить памфлет во все магистратские суды Англии и Уэльса в надежде вызвать дискуссию по высказанным предложениям. Публичная же реакция правительства, как и многих экспертов, на предложения Эшворта предсказуемо негативная. Министр юстиции Дамиан Грин заявил, что «преступления против собственности причиняют существенный урон жизни нашего общества. Правительство не имеет намерения изменить законодательство таким образом, чтобы ограничить судей в возможности назначать за них лишение свободы. Разумеется, у суда есть свобода усмотрения в назначении альтернативных лишению свободы наказаний».
Представляется, что аргументы оксфордского профессора, после их некоторой адаптации и «перевода» на русский вполне применимы и к российской правовой действительности.
Российское тюремное население несравнимо по численности с британским, оно ещё долго останется достаточно большим, при сохраняющемся высоком уровне насильственной преступности. Известно и то печальное состояние, в котором находится уголовно-исполнительная система. Есть ли при этом насущная необходимость в очевидно выборочном применении лишения свободы к ненасильственным преступлениям?
При всей «либерализации» уголовного права, лишение свободы как санкция за большинство преступлений остаётся «священной коровой» российского УК, само посягательство на которую воспринимается как чуть ли не потворство преступникам и недобросовестное «лоббирование». Максимальные санкции за преступления против собственности по-прежнему сопоставимы с санкциями за убийство и достигают десяти лет лишения свободы (например, при совершении хищения легко «формируемой» на практике организованной группой). Требование закона об исключительном характере лишения свободы (на сегодняшний день – самого сурового уголовного наказания) на практике обходится одной простой фразой в приговоре «исправление невозможно без изоляции от общества».
Необходимая российскому обществу гуманизация уголовного права должна заключаться не в его «уходе» из экономики или других сфер общественной жизни, а прежде всего в избавлении от атавистических элементов, к числу которых относится избыточное применение лишения свободы. И в этом плане есть все основания прислушаться к голосу британского профессора-идеалиста.
Загрузка...
